наши духовные начинают ожесточаться против Штиллинга и других истинных проповедников слова Божия. Нельзя, к сожалению, здесь пройти молчанием, что древле и ныне, по всей Европе и всем христианским государствам в свете и даже, наконец, у нас в России против истинно-христианских книг первые восстают духовные. Полвека у нас продолжается издание разных философских, к падению религии служащих книг, вольтеровских и подобных, но я не слыхал, чтобы духовенство, движимо будучи ревностью к истинному христианству, решилось делать правительству против заразительных сих книг формальные представления. Но лишь только дастся свобода выходить истинно-христианским сочинениям, оно первое начинает против них вопиять… Скажите по совести: отчего это? Не трудно решить сие: без сомнения, оттого, что мы любим больше с Иисусом быть на свадьбе в Кане, где всего вдоволь, и попировать в Вифании, но от Голгофы прочь. Мы избрали место для Иисуса на бесконечной высоте от нас, посадили его на драгоценном престоле, дали ему порфиру, корону, свиту, и в таком виде мы кланяемся ему во храме, хвалим и величаем, когда летят от него мешки золота и серебра, бархаты и меха собольи, бриллиантовые кресты и панагии, бочки стерлядей и т. п. Но если он начнет подходить к нам в смиренном одеянии и вопиять: “Горе вам”. — тогда мы распыхаемся, раздираем ризы и вопием: “Да он же не Левиина колена, а Иудина! Как он смеет нам так говорить! Скорее дреколья, гвоздей!”»

Румяная заря восходит из-за понта. И розовой рукой тьму гонит с горизонта («Плач» Юнга)

Подверг Невзоров сомнению и «добреньких сынов греко-российской церкви», друзей Герасима: «Это, говорит, богатые здешние торгаши. Спросить бы их, по совести, какая, по их мнению, Церковь Христова? Во время войны 12-го года от крови и слез они нажили мошны, а из всего этого какую-нибудь пятисотую часть употребить на создание какой-нибудь монастырской стены или сделание где-либо из честолюбия придела, во имя ангела своего или жены, и то потому, что прямо во имя свое не позволяется сделать придела. Нет, “вниде Иисус и разгна вся”.»[156]

Это страстное возражение возмутило и значительную часть духовенства, и «добреньких сынов». Некий коллежский асессор Алексей Соколов, «движимый духом ревности», обратился в Синод с просьбою «учинить законное определение о возражениях Невзорова и о самых выпущенных по публикам им одним несправедливо защищаемых, нелепых книгах, и упоминаемые им в том возражении книги и подобные им, сжечь или остановить». Правда, Синод поручил объявить Соколову, что «изъявляемая им ревность неуместна при той со стороны Правительства бдительности, которою охраняется неприкосновенность истинной веры, мир и тишина православной нашей Церкви», но от такого ответа ожесточение против Невзорова еще более усилилось. К тому же правительство скоро стало относиться к масонским книгам с постепенно возрастающей подозрительностью, и московские противники масонов почувствовали под собою твердую почву. Началась осада «Сионского вестника», который обвиняли даже в «посягательстве на священность земной власти»[157]. По словам Невзорова, за месяц до прекращения «Сионского вестника» представители московского духовенства и светские люди, «по санам своим известные», предсказывали с торжеством, что закрытие журнала неминуемо.

Невзорову предстояло оказаться в лагере побежденных, но он не собирался сдаваться. В послании к О.А. Поздееву 23 июня 1817 г.[158] он говорит, что выступление его против архимандрита Симонова монастыря продиктовано было «истинно одною ревностью защитить книги, христианство проповедующие, против которых опять начинают уже злиться по причинам истинно не христианским, а по видам только барышничества и самолюбия». С глубокой грустью он замечает, что теперь «поносить стараются А.Ф. Лабзина», которого нужно бы благодарить за издание книг. По его мнению, буквальные и не терпящие мистики, составляющей сущность христианства, книжники и фарисеи и ныне суть те же, «которые судили верховного начальника нашего Спасителя Иисуса во дворе Каиафы». Для Невзорова враги масонства были врагами христианства.

Ужели это все?.. так Цезарь возвещал, Когда вселенной он всей возобладал («Плач» Юнга)

Когда начались гонения на Библейское общество с обвинениями в распространении вольнодумства, в умножении расколов и т. п., Невзоров встал на защиту его. Он написал митрополиту Серафиму письмо, в котором не без язвительности выражал удивление, почему не преследовали мистических книг в свое время, когда они выходили из печати: «Ваше Высокопреосвященство, — писал Невзоров, — могли сие делать при начале, имея по духовным делам всегда сильный голос, который, соединяя с ревностию, ныне вами обнаруженною, всегда мог иметь свою цену и вес». Напоминал он Серафиму о членах Дружеского общества, причем замечал: «Вы, конечно, не почтете за стыд признаться, что вы много им одолжены и нравственным, и физическим воспитанием, и многими с помощию их приобретенными познаниями», а ведь они были издателями мистических масонских книг. «Когда вы у них учились, — открыто спрашивал Невзоров Серафима, — то учили ль они вас искажать святость книг Божественного откровения и преподавали ль вам явные и возмутительные лжеучения, противные церковным и гражданским постановлениям? Напротив того, не всегда ли они учили воспитанников своих быть честными гражданами Общества, добрыми сынами Отечества, верными подданными Высочайшей власти, истинными Христианами и приверженными к Церкви?.. Не они ли поставили крепкую преграду разливающемуся лжевредному Вольтеровскому просвещению, распространивши, с пожертвованием собственности, истинный свет Евангельского учения изданием Богодухновенных книг?..»[159]

Пользуясь случаем, Невзоров в этом же письме выступил с обличением монахов в лицемерии, которое приводит к неизбежному соблазну мирян: «Что делают ныне, — спрашивает он, — когда придут посетители в монастырь? Им показывают богатые и огромные здания, множество серебра и золота, парчей, жемчугов и драгоценных камней! А монахи все выглажены, выряжены, с кудрявыми длинными волосами, с искусством по плечам расположенными, сыты, статны, молоды, доходны, одним словом — прелесть на вкус многих. Монахини вместо клобуков распускают длинный флер до самых пят. Многие из них шнуруются. Монастыри щеголяют модами.»

Лоренцо! Здесь средь теней Смертных  не сыщешь удовольствий тщетных («Плач» Юнга)

Верный заветам масонства Новикова и Лопухина, Невзоров стал подозрительно относиться к масонским течениям России после Наполеоновых войн: с одной стороны, ему чужды были политические тенденции некоторых масонских лож, с другой — он не мог сочувствовать и каббалистике, отвлекавшей от здоровой общественной работы в духе христианства. Он находил, что новые масонские ложи уже «не походят на те, в которых он учился, и они весьма далеки от того духа, который должен царствовать особенно в таковых собраниях. О сущности христианства тут мало было слышно, а по всему видимому члены таковых